|
|
|
"Too
long to escape"
интерактивная слайд-инсталляция. 51-я Венецианская
биеннале, Российский павильон, Джардини, Венеция
"Мне представляется, что проект "Too
Long to Escape" - лучший из того, что они (ESCAPE) сделали
за всё время своего существования.
Интерактивное видео о стремлении современного худодожника к коммуникации
со зрителем и невозможности такой коммуникации сделано
эффектно и убедительно".
"The Experiance of a Little Future",
Дм. Новик, "НОМИ",N 3 (44), 2005, стр.6-13.
История искусства - это
история границы.
Там, на той стороне, художник-человек. Здесь, по эту сторону, -
человек-зритель. Или толпа.
Плоскость картины - нейтральная полоса, где существует потенция
встречи.
Когда эта встреча станет возможной, граница будет уничтожена. Но
тогда наступит конец искусства.
Два пешехода выходят из разных точек и движутся навстречу друг другу
со скоростью Х. Один из них - Художник.
Художник хочет покончить с искусством, потому что знает: искусство
- это золотая клетка, которую он сам для себя построил. Он верит,
что навстречу ему движется Человек-зритель. Он верит, что Зритель
так же жаждет встречи, и еще он верит, что границу можно будет перейти.
Он думает, что тогда наступит новый мир и не будет больше художника
и зрителя, покупателя и купленного, и лев ляжет у ног ягненка.
Но когда, наконец, утомленный долгим путем, Художник приблизится
к границе, отделяющей искусство от жизни, он не увидит перед собой
того единственного Зрителя, к которому он шел столько лет.
Перед ним будет толпа - анонимная и немая. Она не хочет пересекать
границу, она не хочет конца искусства, она не хочет нового мира.
Толпа в упор смотрит на художника.
Художник делает еще один шаг…
Выстрелы.
Б. Мамонов
Пресс-релиз Российского павильона
Деятельность художника давно перестала быть ориентирована на производство
предметов и увековечивание техник и стала зависеть от критерия,
который может быть назван готовностью зрителя участвовать в завершении
произведения. Эту диалектику первым заметил Марсель Дюшан: "Произведение
искусства - это продукт, имеющий два полюса: полюс того, кто создаёт
произведение, и полюс того, кто на него смотрит". Для российского
искусства начала нового века "эстетика взаимоотношений"
становиться одной из важных практик, направленной на выстраивание
коммуникации с обществом, для которого современное искусство всё
ещё продолжает оставаться белым пятном на карте культуры.
Коммуникация и дискоммуникация -
главная тема творчества московских художников Программы ESCAPE.
Размывая границы между сферами личного и общественного, они предлагают
публике различные формы "соучастия": заглянуть в приватное
пространство своего повседневного быта, приобрести принадлежащие
художникам личные вещи или пиратские копии произведений известных
российских авторов, принять участие в обряде "обретения Родины".
С помощью туристического агентства, где сами художники выступают
в роли гидов-инструкторов, они мечтают воздействовать на сознание
зрителей с целью развития у них художественных наклонностей. Однако
опыт коммуникации рождает скепсис и развеивает иллюзии. О невозможности
или нежелании слышать и понимать друг друга художники размышляют
в изящном видео фильме "Quartette", где игру изображённых
на экране музыкантов, исполняющих произведение Бетховена, сопровождает
саунт трек Шостаковича. Общность и взаимопонимание ускользают даже
тогда, когда ради их достижения сооружается специальный объект,
где художники и зритель могут встретиться tet-a-tet. Для того чтобы
осознать внутреннюю отчужденность всех от всех - художника от художника,
художника от зрителя, зрителя от художника - зрителю приходится
стоять в очереди. Не символизирует ли обшитый ржавым металлом бункер
замкнутую и самодостаточную структуру современного искусства?
В интерактивной видеоинсталляции
"Too long to escape", сделанной специально для Венеции,
художники Программы ESCAPE предлагают зрителям интерактивную игру.
Скорость движения навстречу публике четырех персонажей, изображённых
на экране, пропорциональна количеству зрителей инсталляции, зарегистрированных
специальными датчиками, расположенными перед экраном. Попытка описать
проблему с помощью простой арифметики - чем больше зрителей, тем
скорее встречное движение - вскрывает относительность и формальность
массовых стратегий. Наряду с самоиронией по поводу стремления к
успеху у массовой аудитории, художники ставят вопрос о том, не являются
ли интерактивные практики лишь симуляцией диалога, скрывающей пассивное
одиночество зрителя. Очевидные в композиции кадра визуальные реминисценции
известных образов русского авангарда (с "Красной конницей"
Малевича и его знаменитыми словами: "Я вышел в белое, за мной
товарищи агитаторы, плывите в бездну!") намекают на необходимость
реактуализации опыта левого искусства, познавшего трагическое искушение
выхода к антропологическим границам.
Для художников из Нижнего Новгорода Галины Мызниковой и Сергея Проворова,
работающих в актуальной зоне публичного пространства, проблема взаимоотношения
со зрителем лишена драматизма. Они относятся к зрителю как к потребителю
особого информационно-визуального продукта. Место их многолетнего
проекта следует искать где то между public art`ом и рекламой, между
дизайном и экспериментальным кино и телевидением. Поскольку им не
свойственно отделять себя от общества, они стараются находиться
внутри него, органично сочетая позицию потребителя-персонажа и трезвого
холодного аналитика, критически оценивающего ситуацию со стороны.
Это постоянное движение туда-сюда вдохновляет их на работу над социальными
проектами, предлагающими инновационные способы коммуникации. Зритель,
например, своими руками (с помощью мышки или touch pad) открывает
путь в трансцендентное в проектах интерактивных иконостасов и кладбищ,
не заметно для себя из наблюдателя рекламной акции превращается
в участника коллективного перформанса. Сознательное балансирование
в пространстве неустойчивости и пограничности, где привычные коды
искусства начинают сдавать сбой, приводит к тому, что они не противостоят
массовой культуре, а взаимодействуют с ней. Поэтому их постоянно
увлекает перспектива производства новых вещей, образов, ритуалов
предназначенных для дальнейшего массового копирования. Однако неизменная
критическая позиция побуждает их напоминать зрителям о том, что
самые безобидные предметы и явления таят в себе неожиданные опасности.
Зрителям всё время угрожают ловушки, изменение роли и превращение
в артефакт.
Так происходит и в инсталляции "Волшебный ветер", которую
специально построили для Биеннале. Оказавшись в аэро-звуковом пространстве,
зрители становятся его персонажами и им предстоит испытать власть
искусства на собственном психосоматическом опыте. Если сначала лёгкие
дуновения ветра можно трогать и ловить руками, то затем всё попадает
в зависимость от возрастающей энергии воздушных потоков. Сила физического
воздействия рассчитана так, чтобы вызвать переживания метафизического
свойства, в которых для каждого зрителя раскроется множество мифопоэтических
коннотаций ветра - воздуха - стихий. Именно для того, чтобы оставить
зрителя наедине со своими переживаниями, авторы выбрали визуальный
минимализм репрезентации пространства. Сценарий, кажется, не исключает
внешних случайных пересечений, например, если кто-нибудь из зрителей,
невзначай, найдет на своем мобильном телефоне популярную игру, где
с помощью Волшебного ветра можно предотвратить нашествие на Японию
монголо-татар и стать самураем.
Л. Сапрыкина
О чем мне с вами говорить?!
Искусство, подобно мифологическому Сатурну, пожирает своих детей.
Оно превращает успешных художников в абстрактные обобществленные
знаки, лишает их индивидуальных черт и простительных слабостей.
Ведь со знаком-указателем, предполагающим one-way communication,
особенно не поговоришь. Рационализированные процессы производства
gloria mundi не допускают алхимической непроизвольности. В своей
рецептуре они исключают присутствие чуда - в том числе чуда человеческого
общения.
Сегодня, в эпоху
видеоинсталляций, компьютерной анимации, новых медиа и тотальной
интерактивности, это чудо заменяют ловкие технологические ухищрения
базарного фокусника. Они могут привести к тончайшим симуляциям
эстетического и эмоционального взаимодействия автора и зрителя.
Но эти скоротечные переживания, сразу забываются на свежем воздухе,
за стенами выставочного зала. На самом деле современное искусство
ныне отделено от публики намного сильнее, чем искусство традиционное
с его культом богоподобного творца.
Популярное во всем мире уже десять лет понятие
"эстетика участия" было придумано в качестве рабочей
гипотезы Никола Буррио. Своей долговечностью оно обязано экзистенциальной
драме, печальной endless story, в которой вынуждены участвовать
и художник, и зритель. Очередной попыткой инсценировать их невозможную
встречу, выйти на желаемый, но недостигаемый контакт и являются
проекты Российского павильона.
В обоих проектах подспорьем для создаваемой
эмоции, как это ни парадоксально, становится механический аттракцион.
В замене чистой лирики на просчитанную машинерию виден трезвый
пессимизм авторов, которые не надеются на удачный исход экспериментов
по нарушению охраняемых границ искусства. Сценарий театрализованных
и развернутых не только в пространстве, но и во времени интерактивных
инсталляций лишь подтверждает нехорошие предчувствия. И на первом,
и на втором этажах павильона латентное взаимное отчуждение художников
и посетителей в итоге обнаруживает себя в предельно эффектной
аэродинамической форме.
Воздушные циклонические массы выталкивают зрителей
из последней комнаты Проворова и Мызниковой, а члены группы Escape
сами улетают в заснеженные дали, будто бы ударившись со всего
размаху об эластичный невидимый экран. Причем трагический финал
контрастирует с бодрым зачином, теплым курортным бризом и торжественным,
все убыстряющимся шествием авторов навстречу зрителям. Но - встретиться
им не дано…
И вот парадокс. Подобное эффектное, бодрое
и синхронизированное - даже не в два (по количеству российских
проектов) голоса, а в шесть (по количеству авторов-участников)
- утверждение невозможности коммуникации не может не заставить
задуматься об определенной ценности дискоммуникации. Художнику
свойственно быть одиноким но, коли уж пришлось, общаться со зрителем,
надо заражать его своим солипсизмом. Даже тотальные жизнеутверждающие
амбиции авангарда, переместившего артистическую энергию с освоенной
плоскости картины (которую Малевич низвел до "нуля форм")
на нетронутые трехмерные пространства революционной реальности,
подпитывались реакционным субъективным идеализмом. Идеализмом,
который почитал центром мироздания мыслящего (рисующего) субъекта,
а все прочее считал плодом сознания этого субъекта. В этом смысле
агрессивная красная униформа, в которой идут по белому полю, похожему
на опрокинутый чистый холст, радикалы из Escape сразу ассоциируется
с "прозодеждой" Родченко и Степановой. Именно Родченко
и Степанова были самыми последовательными авторами опытов по скрещиванию
искусства и жизни. Того скрещивания, которое было задумано во
имя торжества первого, но закончилось победой второго. Социалистическая
коммунальная масса переварила утопический пафос авангардистов.
И слайд-шоу Escape, при котором увеличение числа зрителей в конечном
итоге приводит художников к бесславному концу, может являться
некоторой аллегорией из сферы историко-эстетической диалектики.
Если социально ангажированные "эскейповцы"
апеллируют к брутальному опыту исторического авангарда, то успешно
работающие с масс-культом Сергей Проворов и Галина Мызникова держат
в голове комфортную атмосферу островков консумеризма. - соляриев,
разнообразных "центров красоты и здоровья" и "клубов-курортов
одного дня" с их термальными процедурами. Инсталляция "Идиотский
ветер" - это лабораторный курорт, оздоравливающая аппаратура
которого постепенно выходит из-под контроля и возвращает температурно-влажностный
режим к естественной непредсказуемости. Легкие колебания воздуха
от лопастей вентилятора вдруг превращаются в ураган, и посетитель
салона оказывается в эпицентре циклона без всякого штормового
предупреждения. Художник здесь выступает не "сверхчеловеческим"
повелителем стихий, превосходящим в могуществе обывателя, сколько
незримым и неуправляемым природным началом, угрожающим хрупкой
цивилизации. Столкновение зрителя с "ветреным" (в буквальном
смысле слова) искусством приводит к печальным последствиям вроде
испорченной прически или публично задранного подола платья. А
это является грубым нарушениям культурных кодов, а значит заведомой
дискоммуникацией. После посещения российского павильона придется
срочно бежать в гостиницу приводить себя в порядок, прекрасный
венецианский вечер испорчен. Но дискомфорт - цена за остроту ощущений
от увиденной инсталляции. Эффективность искусства измеряется его
способностью к прерыванию привычной коммуникации, волей к эгоистической
асоциальности и органической акультурности в авангардистском духе.
И если Escape иллюстрирует кризис этой воли, поражение перед толпой
не склонного к диалогу утопического художественного мышления,
то минималистичный и аскетичный аттракцион Проворова и Мызниковой
- момент триумфа воли, бенефис искусства.
Того искусства, которое, в самом деле, требует жертв. И от зрителя,
которого могут подстерегать неожиданные тактильные переживания,
и от художника, обреченного на героическое одиночество. Причем
процесс решительного отчуждения касается и самих авторов - "эскейповцы",
выступающие героями-моделями собственной инсталляции, напоминают
не Айзенберга, Литвина, Мамонова и Морозову, а шагающие красные
буквы на голубом заднике неба. Искусство обращает художника в
фальшивый иероглиф, пустотный знак, означаемое без означающего.
Оно и впрямь походит на Сатурна. Но именно этому любителю гастрономических
инцестов мы обязаны и сатурналиями - дальним родственником венецианской
биеннале. Таковы художественные законы, которые еще раз проиллюстрировали
работы художников, представленных в Российском павильоне..
Федор Ромер
- Держись немного правее!
- Хорошо, но один вырвался далеко вперёд!
- Я не могу вас догнать, вы слишком быстро идёте!
- Эй, твоё направление опасно, ты можешь выйти из кадра, и зритель
тебя не увидит!
- Интересно, есть ли за кадром жизнь?!
- Вы путаете жизнь
с ощущением жизни!
- Вы хотите принести
достоверное, благородное и справедливое, но всё это от вашего
стыда и мук совести!
- Я согласен, у нас невыполнимая задача!
- Но это не так далеко!
- Мы дойдём; то место,
куда мы идём, близко, дело не в этом!
- Но идём мы с горизонта! Мы вышли очень давно, и я потеряла счёт
времени!
- Издалека цвет не
виден, и любой человек покажется чёрной точкой!
- Они тоже должны нас видеть, а значит идти к нам! И мы дойдём
в два раза быстрее!
- Если они будут идти нам навстречу!
- Но они могут идти от нас, в том же направлении, не оглядываясь!
- Если мы, они и горизонт
движемся с одной скоростью, то встречи не произойдёт!
- Мы слишком много ждём от этой встречи и правильно, что пошли
с пустыми руками!
- Но если они не идут
нам навстречу, то перед ними непреодолимая преграда! Стеклянная
стена!
- Им ничего не остаётся,
как только ждать то, что они хотят ждать.
- Люди могут убедить себя в чём угодно!
- Можно поверить даже
в то, что перед нами ничего нет кроме зеркальной стены!
- Не верится, что так долго мы никуда не шли!
- Очень хорошо, что мы идём с пустыми руками!
- Очень хорошо, что
мы идём не с пустыми руками!
Валерий Айзенберг
|
|