 |
|
|
"Пражское лето"
Валерий Айзенберг, журнал "Искусство", июль-август 2003
Пражская биеннале - самая молодая из европейский фестивалей
современного искусства, проводится впервые. У нее пока нет истории,,
традиций, поля поля для каких бы то ни было сравнений. И живой репортаж
представляется более уместным, нежели аналитичексий обзор. С мета
событий - участник группы ESCAPE, художник Валерий Айзенберг.
Амбиции.
Последние тридцать лет историки искусства и критики активно обсуждают проблему центра и периферии. Такие дискуссии - симптом кардинальных изменений в культуре. Дебаты по поводу отношений между центром и периферией на ХХVI Конгрессе историков искусства в Вашингтоне в 1986 году показали, что места ранее не влиявшие на интернациональные культурные процессы, сейчас имеют шанс стать художественными центрами.
Сегодня не то, чтобы все прежние центры превращаются в периферию, а периферии - в центры, но различия между ними становятся менее зпааметными. Раскручиванием ранее скромных выставочных выставочных площадок нередко занимаются авторитетные и амбициозные кураторы.
26-го июня открылась Первая Пражская биеннале. Организаторы - Джанкарло Полити, издатель влиятельного "Флэш Арта", Хелена Контова, редактор того же журнала, Милан Книжак и Томас Власек, директора Национальной Галереи в Праге, - считают его главным художественным событием 2003 года в Центральной Европе. В некотором смысле эта биеннале родственна той, что два года назад проходила в Тиране. Во-первых, обе инициированы одними и теми же людьми; во-вторых, имеют близкую тематику.
Пражская Биеннале, имеющая подзаголовок "Периферии становятся центром", структурно напоминает книгу из 28 глав: что ни "глава", то кураторскитй проект.
Главный его идеолог Джанкарло Полити убежден, что это новое выражение идеи, которая была главной в его более чем тридцатилетней деятельности, то есть интерпретация современного искусства через сотрудничество различных культур. Биеннале он видит как своеобразный выпуск "Флэш Арта". Полити всегда открыт глобальному мышлению и относится с глубоким уважением к местным культурам: он убеждён в невозможности прочтения и интерпретации современности под углом зрения одного человека. По его мнению, интерпретация возможна "…с помощью множества голосов и глаз, внимательно исследующих мир, подобный раскалённой магме, который будет другим завтра и отличающимся от сегодняшнего и вчерашнего".
Отдельные произведения объединены кураторскими проектами, каждый из которых, по-своему пытается раскрыть общую тему. Куратор русского раздела - Катя Лазарева, и её проект называется "Преодолевая отчуждение". В начале статьи в каталоге она пишет: "Отчуждение - это перманентное состояние для большинства людей индустриального и постиндустриального общества". Имеется в виду, философский термин "alienation", обозначающий отрыв имманентных составляющих от главного, что для человека означает потерю языковых, национальных, религиозных корней. В конце статьи она делает оптимистический вывод: "Если адекватная коммуникация и культурный обмен в нашем глобализованном мире ещё возможны, точнее возможны ценой сверх усилий отдельных личностей, это значит, что индивидуалы (художники) могут реально сделать это усилие, преодолеть отчуждение основ культуры, языка, религии".
Всего четыре дня было отпущено художникам из сорока стран на
монтаж всей экспозиции.
День первый
Утро. Национальная галерея медленно заполняется художниками.
Со временем их становится всё больше и больше. Всего должно быть двести пятьдесят.
Вскоре стало ясно, что боксы для видео проектов и места для остальных работ в большом зале не распределены.
Художники начинают передвигаться всё быстрее.
Начался само захват. Приклеиваются стикеры со своими фамилиями. Забиваются места. Конкуренты снимают стикеры и меняют на свои.
Конечно, никто и не думал строить отдельный бокс для нашего проекта "Квартет". Не удастся устроить апофеоз малинового цвета, цвета подвоха, цветного эквивалента музыки. Квартет Бетховена-Шостаковича будет звучать в ряду остальных.
Было неясно, где вход в зал и где выход. В результате мы захватили самый последний бокс. Возможно то, что осталось. Точнее, бокс, который мы захватили, на поверку оказался в самом конце зала.
В соседнем боксе я встретил художника из польской группы "Азоро". Стилистически их проекты похожи на проекты наших "Синих носов". Они делают "дурацкие", шутовские фильмы разоблачают стереотипы постмодернистской практики. Их акции и фильмы касаются таких тем, как ценность искусства и места в нём современного художника.
Меня интересует, что у них.
- У вас какой проект? - Гамлет. - Со звуком, конечно? - Да. - Звук сильный? - Не очень. - Прекрасно! Но и у нас со звуком, причём классическая музыка!
Мы усмехнулись - приятно, когда есть взаимопонимание.
Я встретил Лавинию: "Лавиния, как ты думаешь, если у нас классическая музыка, а рядом рок, то какой будет результат?
- Будут две музыки вместе, - улыбаясь, ответила Лавиния.
Лавиния Гарули - арт-критик, редактор каталога. Ей нравится "Квартет".
К счастью, "Азоро" исчезли и вместо них в соседнем боксе возникло видео с тихо ругающимися twin-sisters (Video installation "You and me" by L.A. Raeven из Амстердама). Молчаливая война двух близнецов в замкнутом пространстве, каждая из которых настаивает на своей уникальности, но не может существовать без другой.
Вокруг нашего "Квартета" Катя Лазарева решает создать зону русских проектов.
По всему залу стоят огромные не сдвигаемые ящики с произведениями искусства.
Дабы избежать анархии и хаоса Джанкарло Полити заранее сообщил имейлами всем участникам, что общение с ним возможно только через куратора.
Я думаю, как нам выделиться. Бокс внутри надо красить в чёрный цвет, а фронтальную стену - в малиновый.
Мы купили семь банок чёрной краски, две банки белой, флейц, валик и палку-удлинитель.
Волонтёры Роза из Австралии и чех Ричард начали аккуратно красить бокс.
Катя Лазарева маленькая. У Кати тренированная походка. Прямая спина, размашистые руки и пружинистый шаг. Настоящий куратор. Она одета через день, то в красную, то в белую майку. Глаза внимательные, лицо думающее. На ней большая ответственность. Нужно решать все организационные вопросы и найти места для Ковылиной, Лизы, Антона, Первова и Устинова.
Из русских в других кураторских проектах участвуют ещё Радеки. Они приехали с Лизой в одном поезде на четвёртый день.
Вокруг много китайцев. Янг Фу Донг, Чен Лин Янг, Ли Вэй, Вонг Хин Вэй, Хан Янг, Янг Чен Сонг. И так далее. Они в проекте "Китайское искусство сегодня". Цифровая фотография, видео перформанс и гипер-реалистические картины… Китайцы пытаются вернуть красному цвету его сакральный, до-коммунистический смысл.
День второй
В Национальной Галерее ничего не изменилось. Художники шатаются из угла в угол.
Полити всё время в окружении кураторов. Ничего точно не говорит.
Всё решится само собой.
Мы в окружении всех остальных. Возле нашего бокса поставили ящики с минеральной водой "Маттони" - главным спонсором Биеннале. Вода притягивает организаторов, художников, кураторов и рабочих.
Итальянцы, главные устроители, точно сошли с картин Возрождения.
Они быстро, с деловым видом ходят под разными углами туда и сюда.
Лысый Лени с голосом Аль Пачино не говорит по-английски, тонкая
Лавиния с заячьими зубами, острым подбородком и мягкими пушистыми
глазами, Полити с добрыми, но хитрыми глазами …
Антон пытается найти место для своего проекта "Аленький цветочек", для которого нужно было построить конструкцию в виде Большой Замочной Скважины.
Однажды он попал в заброшенный цех завода ЗИЛ и обнаружил единственный живой объект - красный цветок. Сторож завода среди мусора и металлолома построил в цеху теплицу, в которой вырастил цветок под лампой. Умиление перед объектом, в котором теплится жизнь на фоне разрухи, убило холодного художника. Антон пал жертвой собственных чувств. Но также жертвой Полити. Они не сделали ему Большую Замочную Скважину, которая должна была замыкать инсталляцию и раскрывать идею шаг за шагом.
Слева от бокса для "Квартета" большой незанятый угол. Но там стоят два огромных деревянных ящика, которые невозможно сдвинуть. Попытки выяснить их дальнейшую судьбу ни к чему не приводят. Весь первый день уходит на это. Приходится лавировать между ними.
Мы стали выпутываться.
- Когда нет Большой Замочной Скважины, теплица и фотографии оказываются отдельными объектами, - говорит Антон.
- Современное искусство живо только своим эффектом, когда оно вызывает восклицание Ах! Невозможный фокус - идеал современного искусства. Если бы твои фотографии дроздами зависли над теплицей, как над элеватором, не чувствуя силы тяжести! Если бы твой цветок завис под лампой против всех законов гравитации! - разошёлся я, как всегда, стараясь сбить с толку. Это единственный способ выйти из ступора, кода что-нибудь придумываешь.
Я смотрю вправо за стеклянную стену, на которой с другой стороны клеит свою инсталляцию художник-румын и думаю, что хорошо бы теплицей проткнуть, как бы, проткнуть её.
- А может продлить парник за стеклянную перегородку? - говорит Антон.
Ну вот, так у нас и бывает. Никто из нашей группы не может сказать: "Я придумал проект". У нас нет лидера. Никто не решается громогласно заявить о себе. Мы трусы и идём по незнакомой местности, по опасной тропе. Каждый играет свою роль, а все вместе спектакль. Я играю серого кардинала. Формально меня считают отцом-основателем, но ни разу я не принял единоличного решения. На это нужно иметь смелость и основания. Их нет. Я тщательно скрываю, даже от себя, честолюбивые планы и завишу от них.
- Румын не даст. А вот эту стену можно, - ответил я.
Мы продолжаем рассматривать тридцать две фотографии постепенного приближения к цветку, лихорадочно придумывая как их связать с теплицей. Катя тоже включилась и говорила очень умно. Я ей об этом сказал. Она сделала вид строгой учительницы, которой ученик делает комплимент.
Роза закончила красить внутри наш бокс и стала забивать гвоздиками стену для инсталляции Федерико Петрелы. Художник из Милана пытается замедлить бег времени, бросает вызов скоростным медиа. Роза и другой волонтёр из Амстердама, Кристин, три дня забивали бесчисленное количество гвоздей.
Антону нужно было выделить пол в теплице от окружающего серого и он опять дал Розе задание покрасить краской "под землю" валяющийся вокруг картон.
Я намешал краску из красной, чёрной и белой и она стала красить.
У нас мало полезной площади, а в соседнем зале для видео проектов выстроены прекрасные боксы. Мы "набросились" на Катю. У Кати не дрогнул ни один мускул, она молча выслушала, развернулась на месте и пошла в соседний зал. Через десять минут она радостно сообщила, что это специальные проекты.
Биеннале малобюджетна, всего сто тысяч евро. Все художники приехали на свои деньги, правда, была предоставлена гостиница с лёгким завтраком и на период монтажа талоны на лёгкий обед.
Всего на несколько специальных проектов были выделены деньги. Самый большой из них - "Watch Your Step" итальянца Луки Ренто.
Это огромный бокс, внутри которого царит абсолютный мрак. В первую минуту нащупываешь поверхность пола. Лёгкая потеря равновесия. Пол усыпан толстым слоем мелких рапанов. На торцевой стене проекция: голая ступня идёт по такому же полу. Аудио трек - хруст шагов. Эстетика неустойчивости, дискомфорта в сочетании с прекрасным.
Каждый вечер мы едим в каком-нибудь ресторане. В этот вечер мы медленно двигаемся по направлению к Влтаве. Мы еле плетёмся - сильно устали от Великого Стояния в Национальной Галерее. Коэффициент полезного действия художников, кураторов и организаторов Биеннале очень низкий. Вдруг в витрине магазина я вижу маленький букет разноцветных искусственных цветов именно такой расцветки, что нужна для теплицы и радостно кричу Антону. Он соглашается, что нужно купить несколько рулонов бумаги и застелить пол.
Нам приходят идеи, кажущиеся для непосвящённых слишком простыми. Непосвящённых в наш тонкий слой. Для нас, адептов актуальности, они наоборот неожиданны своей простотой. Итак, не грандиозностью, сложностью и оригинальностью мы сильны, а неожиданностью.
Завтра Антон застелит пол в палатке цветочной бумагой и выбросит, покрашенный "под землю", картон. У Розы будет удар. Ей необходимо внутреннее осознание причастности, ей нужна глубокая признательность. Нам нужно быть осторожными - представители Западной Культуры очень мстительны.
День третий
Стоят под стенками или висят произведения искусства. Мой взгляд ни на чём не задерживается. В голове комом сидит всё современное искусство, всё, что я видел за последние пятнадцать лет. Выработался стереотип, который не позволяет мне видеть. Я вижу не то, что перед моими глазами, а то, что в моей голове.
Журнал Искусство заказал мне статью о Биеннале. Боде настойчиво просил взять интервью у Полити или, на худой конец, у Контовой. Я посматриваю на их передвижения, на их неподвижные лица.
Каждый мой чих - это изобретение. Нельзя повторять себя, тем более, нельзя повторять других. Выполнение второго запрета зависит от багажа знаний и неуверенности в своей уникальности. Чем больше знаешь, тем меньше степень свободы. Нужно творить с закрытыми глазами. Я изобрету статью в журнал.
Наружная стена нашего бокса уже покрашена в мой любимый цвет подвоха - малиновый, и скоро на нём появится текст "Послания".
Мы привезли с собой семь больших туб алой краски, но потребовалось только полторы. Чтобы получить нужный малиновый, мы смешали алую с белой и краски стало больше. После покраски у нас опять оказалось семь туб.
Я смотрю на любимый мой малиновый, радуюсь, что в природе он бывает в чистом виде только у малины, да и то раздавленной, и понимаю, что на узкой боковой стенке нужно написать тем же цветом слово "QUARTETT". На следующий день мне приходит мысль, что в тёмном боксе должны стоять три стула малинового цвета - Антон настаивает на четырёх.
Я смотрю на 32 фотографии Антона.
- Самое простое - расположить их в одну линию, - говорит он.
- Лучше расставить в виде гармошки. - В виде книжки-раскладушки. - Точнее, расчёски, фотографии стоят на полу под небольшим наклоном. Зритель идёт вдоль, ему не надо наклоняться и они последовательно разворачиваются перед ним, как в анимации. Тр-р-р-р. - Как их ставить? - Архитекторы очень просто и быстро сделали бы подставки из картона. - Это головная боль. - У стоящей раскладушки будут белые страницы. - Можно соединить фотографии попарно изображением наружу.
Так сказал Антон и начал делать.
Рядом с ним проект "Искусство городской войны" Джерона Лонглина из Суринама, которому тоже нужно было пространство. Они стали делить пол. Права Лонглина защищал Жан Карло Полити.
Антон показывает, где будет заканчиваться его инсталляция: "Вот здесь!" И ставит ногу.
- Вот здесь! И это не обсуждается! - показывает Полити, сдвигает ногу Антона и ставит свою.
- Почему?! - возмущается Антон.
- Ему нужно пространство. У него большой проект.
- Почему? Раз ему нужно, то мне тоже нужно!
- Резонно, - неожиданно для себя заявляет Полити.
Антон немного передвигает своей ногой ногу Полити назад и говорит: "Компромисс!". Джанкарло согласен. Антон ставит скотчем метку с наружной стороны своей стопы.
За углом нашего бокса Лена Ковылина прибивает фотографии Берлинских домофонов. Затем подчёркивает на них красной краской восточноевропейские фамилии. В отличие от всех вокруг Лена не разговаривает, работает чётко, быстро и сосредоточенно.
- Ковылина боится, что её спутают с русскими художниками, - скажет Антон.
- Но делает вид, что её волнует проблема самоидентификации, - скажу я.
Лена Ковылина изучает тему мультикультурной интеграции и места наций в интернациональном контексте. Её работа называется "Домофон".
Рядом Макс Ильюхин монтирует четыре лайтбокса с фотографиями пожилых людей. Эти люди олицетворяют вещь в себе. Смысловая несовместимость элементов компьютерного интерфейса - светящихся квадратов боксов-дисплеев, курсоров, цифровых монстров и так далее с портретами должна показывать существование некой плёнки между современностью и прошлым. Только нарушив непроницаемую границу, только с помощью "Интервенции" (так называется серия) можно прорваться во внутренний мир позируемых. То есть, никогда.
День четвёртый
Восемь утра. Звонок на мобильный. Лиза. Она приехала поездом и уже в гостинице.
Я спускаюсь вниз. Там же в холле сидят четыре Радека. На Биеннале их пригласил итальянец Марко Скотини. Им негде жить. Они на всё готовы и серьёзны, как перед боем. Целеустремлённость светится на их лицах. С ними верные подруги, готовые идти и в огонь, и в воду.
Опять в се собрались в Национальной Галерее.
Рядом с Максом ряд фотографий Гоши Первова под общим названием "Творчество". Граффити анонимных авторов, аутсайдеров, которые когда-нибудь могут стать авангардом, он называет рисунками, а рисунок - картинкой реальности. Он апроприирует и то, и другое.
Наконец, было найдено место для миниинсталляции Андрея Устинова "Изгнание из Рая". Ряд комиксов на вертикальном баннере, видеомонитор и разноцветные воздушные шарики. Для него одиозный бренд Макдональдса - это идеальное поле борьбы противоречий общества потребления.
Нам опять нужно проверить работу видеоплейера. Я напрасно ищу Иржи Пригоду (по-русски его фамилия значит приключение), ассистента по инсталляциям. Возле нашего бокса стоит вожделенная лестница, которая нам нужна, чтобы повесить занавеску. Рядом два поляка. Я тяну лестницу на себя, поляк улыбается, не отпускает и говорит, смотри, что написано. На лестнице - фирменный знак. Выясняется, что они ответственны по видео проекторам Toshiba, но не по DVD-плейерам. Поляк включил видео, но не сделал loop и ушёл с лестницей.
Лиза едет за рокалом, с помощью которого она создаст на полу центр и периферию. Её проект называется "Мультикультурное шоу". Посетители, не подозревая, будут переходить из зоны в зону и находиться то в центре комнаты, то на её окраинах.
Иду вдоль зала. Рядом со мной с той же скоростью Авдей со свитой из Радеков. Он очень естественно играет роль мэтра и в пух и прах разносит организацию Биеннале и заодно Радеков за то, что они не готовы должным образом. Говорит громко и уверенно, используя ненормативную лексику.
День вернисажа
Видео проекторы опять не работают. Антон сказал, что вчера вечером электричество было выключено одним махом и поэтому опять всё надо настраивать.
Нужно вешать чёрную занавеску. Антон взял степлер у рабочих и оставил в залог часы. Затем мы тихо крадучись, отрезали чёрную ткань у латиноамериканцев-архитекторов и "одолжили" лестницу у голландцев.
Лиза ходит сомнамбулой и как автомат продолжает искать своё место. Наконец нашла в комнате перед кафе. Конечно, нужно было выбрать лобби, где обязательно будут люди. Катя помогает ей клеить. Я говорил ей, что нужно клеить середину, но Лиза сделала наоборот. Видео камеру ставить негде, переходных кабелей для подключения к монитору у неё нет. Но в Лизе всё уже перегорело.
К нашему боксу подъехала представительская Шкода и остановилась.
Я сказал проходящей мимо Хелене Контовой, что это нонсенс. Она ответила - сама не веря - что уберут, но во время вернисажа это уже невозможно. Шкода - спонсоры Биеннале.
Я опять ничего не вижу. Ни одного произведения искусства.
Вот! На полу стоит полиэтиленовый пакет с надписью "Dirk", из него торчит огурец. Время от времени пакет шевелится, огурец делает странные винтообразные колебания и бормочет что-то не-своим голосом. Смешно. Это чешский художник Криштоф Кунтера. Он считает, что в визуальном искусстве можно делать всё и применяет самые неожиданные материалы. Кроме говорящего пакета в центре зала он поставил двенадцатиметровую пальму из алюминиевых банок.
Мы сидим на несдвигаемом ящике, который, оказался в углу недалеко от нас. Больше делать нечего. Начали впускать людей. Завтра мы с Антоном арендуем маленькую Шкоду, возьмём Веру, Свету и Лизу и поедем в замок Карлштейн.
- О! - кричит Антон, - и тут нонспектакулярное искусство, смотрите, из стены идёт дым!
- А, вон, по углам сверху на площадках стоят спецназовцы с автоматами. Чья-то работа или настоящие солдаты? - говорит Лиза.
В центральном зале всё больше стало появляться людей в белых кипах. Я присматриваюсь и вижу, что хотя вокруг много румын, итальянцев, латиноамериканцев, даже несколько негров, но много и тех, кого точно не отнесёшь к евреям. Да и носят они сакральный предмет слишком фривольно. Когда я увидел женщин в кипах, мне стало ясно, что это интерактивный перформанс. Художник Давид Ливер из Гавра раздаёт посетителям эти двусмысленные подарки. Смысл акции заключён в самой кипе, которая с одной стороны охраняет идентичность её носителя, а с другой указывает на опасность выбора. А также напоминает об истории города Праги.
Рядом появился Джанкарло Полити, тоже в белой кипе. Я зашёл к нему во фронт, поднял фотоаппарат… Полити быстро снял кипу и засунул в карман.
- Not good! - сказал я. Джанкарло двинулся боком навстречу, протянул, неловко смеясь, руку … и промазал.
По всему центральному залу разбросаны листовки Радеков с воззванием… и компактные взрывные устройства с часовыми механизмами.
Перед входом в Национальную галерею стоит их палатка. Над ней растянут лозунг на красной ткани с замазанным нечитаемым текстом. "Голодовка без требований" - название их перформанса. Павел Микитенко будет жить и голодать в палатке шесть дней.
На третьи сутки голодовки, ночью кто-то сломал деревянную скульптуру у входа. Утром директор Галереи, Милан Книжак, вызвал полицию. Радеков допрашивали и обвиняли в диверсии, угрожали убрать палатку. В итоге всё решилось мирно.
Листовки, бомбы и голодовка вместе по смыслу противоречат друг другу. Голодающие забастовщики не могут совершать террористические акты. Радеки объяснили, что это два отдельных проекта.
Резюме
Очевидцы Венецианской и Пражской Биеннале сходятся в едином мнении, что эти два художественных форума никак не отличаются по уровню проектов, а лишь их количеством и масштабами работ, что доказывает печальную истину: актуальное искусство полностью зависит от вложенных в него средств. Другими словами, сила воздействия современного произведения искусства находится в прямой зависимости от его размеров.
Возникает желание закончить тем, чем мы начали. Эпидемия Биеннале гуляет по миру и может захватить Москву. Ходят настойчивые слухи, что это может произойти в 2004 году. Чем закончится борьба амбиций организаторов всевозможных Биеннале и местная борьба инициаторов устройства Биеннале в Москве? Интересно, какую форму и масштаб примет эта болезнь в России?
Для кого делаются такие огромные выставки-монстры? Явно, не для
людей. Невозможно потребить 250 блюд за один присест. Значи, только
для себя, для того, чтобы выяснить, кто лучше, что останется, кто
… Искусство для искусства, для критиков и кураторов. А настоящее
потребление состоится лет через пятьдесят от силы двух произведений
из двухсот пятидесяти.
|
|
|
