 |
|
|
Антон
Литвин
"Осторожно, дети, или "Бивис и Бат-Хед уже здесь"
 Антон
Литвин - художник, появившийся на московской художественной сцене
в начале 90-х годов, то есть в период возникновения "московского
акционизма". Начав, как и многие, с живописи, даже продемонстрировав
московской публике персональную выставку "Первая подпись" (культурный
центр "Феникс", 1994 г.) Литвин быстро влился в новое актуальное
искусство и вместе с А. Бренером и Б. Мамоновым создал группу "Без
названия". Все это более или менее известно критикам и художественной
публике. Куда менее известен тот факт, что именно Литвин и стоял
у самых истоков московского акционизма и отчасти способствовал инициации
популярного направления. В 1993 году в галерее Гельмана собрались
А. Бренер, А. Осмоловский, Б. Мамонов и А. Литвин. Последний предложил
обоим радикалам отметить акцией в ГУМе столетие со дня рождения
Великого Кормчего Мао. Осмоловский ответил отказом, а Бренер согласился.
К ним присоединился Мамонов также не чуждый маоистской темы. После
акции было принято решение создать новую группу. Группа провела
ряд акций, самые известные из которых "Языки" (облизывание Бренера
у ресторана "Макдональдс", 1994 г.) и "Плагиат" (дефекация Бренера
в ГМИИ им. Пушкина, 1994 г.). Однако уже тогда Литвину стало ясно,
что Бренеру нужны не соавторы, а ассистенты, и он начинает самостоятельную
иетервенцию на московские улицы.
 За
три года было проведено более двух десятков акций, среди которых
надо отметить "Распни Его!" (Никольская ул., 1995 г.) и "Ты мне
соблазн!" (Москва, 1996 г.). На второй следует остановиться особо.
Перемещаясь по Москве, Литвин покрывал заборы и стены цитатами-угрозами,
почерпнутыми из Евангелия. Слова Христа "Ты мне соблазн!", "Все
погибнете!", "Порождение ехидны!" и т.п. проступили на коже разлагающегося
города, подобно некой странной татуировке. Литвин дожидался реакции
Города на "свои" послания, а затем фиксировал на фото комментарии
жителей, то агрессивные, то забавные. По результатам акции Антон
сделал выставку в ЦСИ (1997 г.), однако, здесь его поджидала неудача.
Неискушенный экспозиционным опытом, он не смог организовать пространство
Центра, в котором терялись и более опытные инсталляторы. Шоу не
получилось.  Публика
осталась холодна. Что касается критики, то она, раздраженная явным
христианским пафосом автора, ограничилась шпильками по поводу неофитства
и не заметила явных достоинств акции. "Ты мне соблазн!" неожиданно
оказалась слишком радикальной.
Разочарованный столь явным непониманием, Литвин на три года оставил
московскую сцену и за короткий срок обрел репутацию успешного рекламного
художника. Это подтвердило его незаурядный талант и одновременно
позволило набрать некое профессиональное качество. Тем интереснее
будет новый старт, который художник берет из пределов нашей галереи.
Литвин сознательно выбирает не "Гельмана", ТВ Галерею или XL, а
именно ESCAPE, недвусмысленно заявляя, что его искусство связано
с новым поколением.
 Выставка
"Осторожно, дети" подтверждает это. Литвин демонстрирует мир детского
подсознания, насыщенный эротическими грезами, насилием и фобиями.
Его образы берут начало в эстетике культового кино и продукции масс-медиа
одновременно. Выросший в атмосфере тотального страха перед Западом,
художник не теряет его и сейчас. Он один из немногих московских
авторов, озабоченных авторов, озабоченных проблемой самоидентификации
нового поколения в постсоветском пространстве. Литвин рассматривает
Россию как некое голое идеологическое поле, как гигантскую вагину,
жаждущую наполнения и, в то же время, страшащуюся его. И за монотонными
диалогами Бивиса и Батт-Хеда художник отчетливо различает утробное
урчание новых идолов.
Антон Литвин обещает вновь стать заметной фигурой московской арт-сцены,
ведь, в отличие от своего дебюта он теперь не только имеет, что
сказать, но и знает, как это сделать.
Пресса:
"Бивис и Батт-Хэд нашли пулемет..."
(выставка Антона Литвина "Осторожно, дети")
Есть такая новая галерея - Escape. Путь туда неблизкий - (ул.Нагорная,
23/2, вход с торца). Но сходить стоит. И повод подходящий - выставка
Антона Литвина "Осторожно, дети или Бивис и Батт-Хэд уже здесь".
Литвин - высокий, худой, с торчащими во все стороны крашеными волосами,
с бородкой-эспаньолкой, и смеющимися глазами. Стильный. Веселый.
Легкий в общении. И не скажешь, что арт-директор солидного рекламного
агенства.
Семейную легенду о том, как Литвин стал художником, рассказал мне
Богдан Мамонов, один из организаторов этой выставки, который, как
выяснилось, к тому же приходится Антону двоюродным братом. ( Кстати,
Богдан, сыграл в этой почти мистической истории немаловажную роль,
за что ему, конечно, и досталось здорово от членов семьи...) Так
вот: во время Олимпиады 80-ого года, как известно, всех детей старались
выслать из Москвы, чтоб уберечь их от тлетворного влияния Запада.
А 12-летний Антон остался - он любил ходить в художественные мастерские
к дяде, общался с Богданом, который уже тогда твердо решил стать
художником. Тут и настигли Литвина агенты имперализьма. Стреляли
в него. Попали ... в попу. С этого все и началось...
Правда, вражеская пуля оказалась "замедленного действия": Антон
успел отслужить в армии, закончить Финансовый институт, поработал
в банке. И вдруг - выстрел "подействовал" - он рисовать стал. А
потом - еще и акции делать.
Общеизвестно, что в начале 90-х Бренер начинал свою радикальную
деятельность в составе "Группы без названия". Но мало кто знает,
что идею первой акции про Мао предложил именно Литвин. Соответственно
с его подачи возникла и эта группа, прошли знаменитые акции в McDonalds
- с облизыванием Бренера ("Языки"), еще более скандальная - в Пушкинском
музее ("Плагиат").
Но вскоре пути Литвина и Бренера разошлись. Антон начал работать
самостоятельно. Наиболее известны его "миссионерские" акции - вывешивание
в Страстную Пятницу в центре Москвы транспаранта с надписью "Распни
его!", затрудняющего движение машин и пешеходов, "Fashion" - стояние
в позе манекена в витрине модного магазина с табличками - перефразированными
цитатами из Нагорной проповеди: "Хочу жаждать правды, но обманываю
не только других, но и себя", "Хочу быть нищим духом, но не понимаю,
что это значит"). Неудача с экспонированием документации акции "Ты
мне соблазн!"(граффити на городских стенах - цитаты из Писания),
привела к "рекламной" паузе на 3 года (успешная работа в рекламном
агенстве). И вот - новый старт.
Теперь о самой выставке.
Дорожные знаки "Осторожно, дети" на майках и конфетах, лента с красными
полосами, предупреждающая о ведущихся на дорогах ремонтных работах
- на полу. Как рамка.
Три объекта. 1)Железная дорога: паровозик, проезжающий сквозь огромную
резиновую вагину. 2)Волосатый обезъян, злорадно ухмыляющийся и с
радостными воплями тушащий свет в детской. 3)Троянский конь - деревянная
лошадка-качалка, в чреве которой маленькие игрушечные человечки
могут от всего этого безобразия укрыться.
Плюс аккуратный видеоряд: явно спятившие и не похожие на себя Хрюша
со Степашкой, вдруг заговорившие голосами Бивиса и Батт-Хэда, путешествуют
( а точнее - победно шествуют) по Москве.
Смешанная - одновременно смешная, страшная и странная эстетика магазина
игрушек, секс-шопа, компьютерных игр (Doom), культового кино, масс-медийных
клише и черт-те чего еще.
Налицо, как совершенно справедливо говорится в каталоге, "галлюцинаторный
мир детского подсознания", - сплав жутковатых и завораживающих эротических
фантазий, страхов, снов "диких, но симпатишных". А также "самоидентификация
нового поколения в постидеологическом пространстве".
Вспоминается черный юмор страшилок и детского фольклора, бытовавший
в советские времена. "Дети в подвале играли в Гестапо..." или "Маленький
мальчик нашел пулемет...". Может быть, сегодня они были бы чем-то
похожи на незабываемые голоса Бивиса и Батт-хэда. (Так и слышится:
"Приколись, Пельмень, тут про нас написано. Мы, типа, "уже здесь"
и все такое.")
Да, метко, видать, стреляли, проклятые буржуи. В самую точку попали.
Лиза Морозова
АНТОН ЛИТВИН: БИВИС И БАТХЕД УЖЕ ЗДЕСЬ
БОГДАН МАМОНОВ
- Дайте нам сюда этих негров, мы откусим им головы!
Из разговора подростков, протестующих против бомбардировок НАТО
В одном из своих текстов Е. Деготь определяет профессию критика
через фигуру детектива.
Если воспользоваться этой аналогией, то мы должны будем признать,
что, исследуя художественный проект, критик неизбежно должен выйти
за его пределы и в поисках улик обратиться к прошлому, подобно Лу
Арчеру, выкапывающему трупы, зарытые десятилетия назад. При этом
меня интересует не столько то, что было, сколько то, что могло быть,
то есть возможность интерпретации. Я буду рассматривать не проект
Антона Литвина, а Антона Литвина как проект, локализующий себя в
рамках экспозиции, но на самом деле выходящий далеко за его пределы.
1980 год. Москва ожидала Олимпиаду, из города высылали сомнительных
личностей, проституток и детей, в школах шептались о том, что приедут
иностранцы, будут раскидывать отравленную жвачку. Особой популярностью
пользовалась история про мальчика, который разломил жвачку и обнаружил
там бритву... Однажды к нам приехала моя тетка и взволнованно рассказала,
что на улице в толпе кто-то выстрелил в ее ребенка и попал ему "прямо
в попку", так что остался красный след.
Сам ребенок стоял рядом, не выражая на своем лице никаких чувств.
Это был не кто иной, как тринадцатилетний Антон Литвин - герой моего
текста, ныне небезызвестный художник. Впрочем, тогда он и не помышлял
о таком будущем, но мне представляется необходимым отметить этот
таинственный эпизод с выстрелом и заподозрить некую его роль в дальнейшей
судьбе героя. Ну, а пока жизнь его развивалась вполне тривиально:
школа, финансовый факультет какого-то института, служба в банке
и, в контексте наступивших девяностых, заманчивые карьерные перспективы.
Однако здесь, спустя тринадцать лет (опять тринадцать), начинают
происходить странные вещи, как будто пресловутый "выстрел в попку"
дает себя знать.
Мне вспоминается распространенный мотив ки-берпанковской культуры,
где герои, получив "прививку" от иной цивилизации, становятся носителями
таинственных "чужих", разъедающих их изнутри.
Но вернемся к бывшему клерку, который в середине девяностых, подобно
Гогену и Иву Танги, вдруг оставляет свое спокойное и сытое место
и погружается в пучину московской художественной жизни. Начав, как
и многие, с живописи (разумеется, неоэкспрессионистской), Литвин
скоро отбрасывает кисть, быстро включается в новую волну московского
актуального искусства и вместе с А. Бренером и Б. Мамоновым образует
группу "Без названия".
Наверное, мало кому известен тот факт, что именно Литвин оказался
причастен к инициации московского акционизма - главного направления
местной сцены в 90-е годы.
Именно в тот период А. Бренер и автор этих строк рассматривали возможность
проведения публичных акций в городской среде, причем последний настаивал
на том, что подобные действия в контексте современной Москвы малоэффективны,
поскольку сама реальность представлялась более сильной, чем любая
художественная рефлексия.
В 1994 году в галерее Гельмана собрались: А. Бренер, А. Осмоловский,
автор этого текста и А. Литвин. Последний предложил обоим радикалам
отметить день рождения великого кормчего - Мао Дзэдуна. Осмоловский
посоветовал провести акцию в ГУМе, но сам от участия отказался.
Бренер согласился. К нему присоединился Мамонов, не чуждый тогда
маоистской темы. После акции и было принято решение создать новую
группу, в которую вошли также Зубар-жук и Ревизоров.
С этого момента Бренер постепенно отходит от движения "Нецезиудик"
и начинает при поддержке группы активную акционистскую кампанию,
которая и привела к появлению московского акционизма (я не беру
здесь отдельные удачные акции того же Осмоловского, которые хронологически
состоялись несколько раньше, но не претендовали, как мне кажется,
на "направление").
Но вернемся к нашему герою. Приняв участие еще в нескольких акциях,
в частности "Языки" (ресторан "Макдональдс"), и знаменитом перформансе
"Плагиат" (Пушкинский музей), Литвин начинает осознавать, что Бренеру
требуются не соавторы, а ассистенты. Тогда он предпринимает самостоятельную
интервенцию на московские улицы. В отличие от брене-ровского имиджа
поэта-бунтаря или куликовского образа защитника животных, Антон
использует имидж этакого христианского проповедника новой эпохи,
что, несомненно, было рефлексией на западную неохристианскую экспансию,
обрушившуюся тогда на Москву и имевшую генетическую связь с тем
тотальным страхом перед Западом, в котором он провел свое детство.
Явив собой как бы секту, состоящую из одного человека, Литвин по
ночам выходит на улицы города и покрывает стены домов цитатами-угрозами,
почерпнутыми из Писания. Слова Христа "ты мне соблазн", "все погибнете",
"порождения ехиднины" провоцировали горожан на жесткие или юмористические
ответы, которые появлялись после Антоновых граффити. Цитаты и ответы
на них фиксировались художником на фотопленку, и результаты составили
впоследствии проект "Ты мне соблазн". Интересен здесь был механизм
инновационного обмена, предложенный Литвиным. Как известно, традиционный
авангардистский жест предполагает перенос объекта из профанной среды
в сакральную, но Литвин применяет в своей работе как бы двойной
код. Он вносит сакральное (Евангелие) в профанную среду улицы и
лишь затем, как бы выдержав его там, вновь возвращает культурному
контексту, но уже подверженному переработке.
К сожалению, проект не был оценен публикой, что же касается критиков,
в частности Ромера, то они ограничились шпильками в адрес "неофитства"
автора. "Ты мне соблазн" неожиданно оказался слишком радикальным
для Москвы. На фоне аттракционов Бренера и Кулика стратегия Антона
выглядела слишком стерильной. Разочароваиый столь явным невниманием,
Литвин надолго покинул московскую сцену и ушел в рекламу, где в
короткий срок сделал блестящую карьеру.
Тем интересней факт его возвращения. Дело в том, что в последние
годы наметился отток более или менее креативных личностей в иные
сферы культуры да и просто в бизнес. Искусство все больше становится
сферой неудачников, не способных к серьезной конкуренции и в художественной
тусовке пытающихся обрести спасение собственной идентичности. Поэтому
возвращение Литвина - уже не скромного служащего, а преуспевающего
артдиректора - выглядело бы парадоксально, если б не совпавшее с
ним другое возвращение (я имею в виду Овчаренко и "Рид-жину"), и
в этом контексте, возможно, является тенденцией.
Так или иначе, в отличие от Овчаренко, который начал тем же, чем
и кончил, то есть Куликом, Литвин свой новый старт взял в мало кому
известной нон-профитной галерее "Эскейп", открытой незадолго до
этого В. Айзенбергом. Таким образом, художник заявил о своей причастности
к новым реалиям, которые видятся в усилении центробежных сил, уводящих
искусство из пространства глобального в мир креативных "монад".
Неслучайным видится обращение Литвина к детскому миру (название
проекта "Осторожно, дети!"), миру, по сути глубоко аутсайдер-скому.
Выставка напоминает то ли магазин игрушек, то ли детскую какого-то
полубезумного ребенка.
Вот лошадка-качалка, чье вспоротое чрево принимает шеренгу пластмассовых
мутантов - образчик американской мифологии, произведенный в Китае.
Вот плюшевый Кинг-Конг, включающий и выключающий лампочку, под которой
пристроился пупс женского пола, своей пухлой непристойностью конкурирующий
с третьим объектом - резиновой ваги-ной, поглощающей и вновь извергающей
из себя игрушечный паровозик с вагончиками. Но центром экспозиции
и в прямом и в переносном смысле является монитор, в котором пластмассовые
уродцы медведь и заяц совершают монотонное путешествие по Москве,
блестяще показанной через фактуру мостовых, где изредка мелькнет
то женский ботинок, то ротвейлер, то арбузная корка - словом, то,
что видит репрессированный взгляд ребенка. На этот видеоряд накладывается
диалог МТУ-шных героев Бивиса и Батхеда, голосами которых почему-то
заговорили "Степаша" и "Миша", так и хочется сказать "Хрюша" (впрочем,
по слухам, Б. Березовский уже предлагал заменить Хрюшу на Медвежонка,
в свете кампании "Единство - Медведь").
Но что же скрывается за этим несколько небрежным экспозиционным
рядом? Было бы слишком просто свести весь пафос к ужасам детского
подсознания. Мы видим здесь историю путешествия, но в перепутанных
дискурсивных клубках не сразу ясно, кого и куда, ведь не Бивиса
же и Батхеда, в конце концов.
И вот оно. Лошадь. Конь с солдатами во чреве. Троянский конь. Но
кто был его создателем? Разумеется, Уллис, хитроумный Одиссей, сын
Лаэрта, - вот чей след обнаруживается в недрах экспозиции. А вот
и Циклоп, правда, обросший кинг-конговской шерстью и покрытый американским
лоском, но это он и его глаз, превратившийся в лампочку. Одиссей
- это прежде всего путешествие - возвращение на Итаку к Пенелопе,
то есть соединение с утраченным женским. Оно представлено, по-видимому,
резиновой ва-гиной, одиноко мастурбирующей игрушечным паровозиком.
Если приложить этот сюжет к современному российскому ландшафту,
то наблюдаются любопытные совпадения: Россия, как известно, традиционно
понимается как женское ("О, Русь моя - жена моя", "Родина-мать"
и т. д. и т. п.) и в то же время как идеологически пустое поле,
огромная вагина, жаждущая, но и страшащаяся наполнения. Наполнение,
то есть идеологию, в Россию всегда привносила власть, которая самой
Россией воспринималась, естественно, как мужское. "Царь-батюшка",
"Отец народа" и др. выражения традиционны для местных определений
власти. На днях я сам слышал весьма патетичную критику Ельцина,
где его обвиняли, в частности, и в падении рождаемости. Не правда
ли, напоминает библейский вопль Рахили к Иакову: "Дай мне детей".
Можно вспомнить и некоторые образцы народного фольклора, как, например:
Полюбила я Хрущева,
Выйду замуж за него.
Ничего, что вместо...
Кукуруза у него!
Если женщина красива
И в постели горяча -
Это личная заслуга
Леонида Ильича!
Так развивались отношения народа и власти до девяностых годов. Но
в последнее десятилетие произошел разрыв. Власть перестала находить
опору в мистических предпосылках (марксистская идеология была по
сути не менее теологичной, чем мифология царской власти), а следовательно,
потеряла свой статус отца и мужа. Напротив, демократическая модель
скорее рассматривает власть как нечто порождаемое обществом, то
есть скорее как ситуацию сыновства. Таким образом, Россия, привыкшая
видеть свои отношения с властью как эротические, вдруг встала перед
необходимостью вступить в кровосмесительный, с ее точки зрения,
союз. Отсюда, как мне кажется, и тот невроз на грани истерии, которому
оказалась подвержена страна. Пенелопа осталась наедине с Телемахом
и, чтобы скрыть инцест, вынуждена принимать женихов, то есть разнообразные
идеологемы, с которыми она, правда, лишь флиртует, но в брак не
вступает. В наступившем бедламе расхищается добро Одиссея и развращаются
домочадцы, между тем Пенелопа ждет... Судя по последним политическим
событиям, ждать осталось недолго, и не есть ли ракеты, выпущенные
по Грозному, первыми стрелами, посланными сыном Лаэрта - хитроумным
Одиссеем?
Да, мы можем констатировать, что в России усиливаются антизападные
настроения. Выросший в атмосфере холодной войны, А. Литвин безошибочно
фиксирует это, и за монотонными диалогами Бивиса и Батхеда он слышит
утробное урчание новых идолов. Но для нас важно, что "Осторожно,
дети!" является лишь частью жизненного проекта "Антон Литвин", который
есть результат некоего травматического опыта, полученного в детстве,
символом которого и стал пресловутый выстрел в попку. В интервью
на выставке Литвин сказал, имея в виду детей: "Если они смотрят
на уточек в пруду, не стоит умиляться; вполне возможно, они прикидывают,
как бы их придушить". Перефразируя художника, скажу: "Если русские
смотрят МТУ, не стоит расслабляться, вполне возможно, они думают
о том, как откусить неграм головы".
Художественный журнал № 30/31
29 ноября
1999г. "Московский комсомолец"
Эта бригада художников-концептуалистов пугает народ детскими фантазиями.
(подпись к фотографии)
ОСТОРОЖНО, ОНО АКТУАЛЬНОЕ!
Страшный мир детского подсознания
Знаменитые своим идиотизмом герои MTVшного мультсериала Бивис и
Бат-Хед постепенно становятся частью народного фольклора. Голосом
Сергея Чонишвили (если кто не знает, он озвучивал обоих персонажей)
любят сегодня разговаривать не только школьники, но и вполне половозрелые
студенты. Еще одним доказательством подлинного признания мультяшных
дебилов стало то, что на них обратили внимание художники-концептуалисты.
На днях в московской галерее актуального искусства "Эскейп" открылась
целая выставка, главным мотивом которой стал кошмарный мир детского
подсознания, озвученный не менее кошмарно поданными фрагментами
диалогов Бивиса и Бат-Хеда. Проект называется "Осторожно, дети!".
По мнению автора выставки, известного московского актуального художника
Антона Литвина, на самом деле сегодня детское подсознание насыщено
отнюдь не цветочками-голубочками, а очень даже нехорошими вещами,
как-то: эротическими грезами, насилием и фобиями.
Литвин рассматривает Россию ни больше, ни меньше как гигантскую
вагину, жаждущую наполнения и в то же время страшащуюся ее, а за
монотонными монологами Бивиса и Бат-Хеда отчетливо различает утробное
урчание новых идолов. Среди объектов выставки (а те, кто знаком
с актуальным искусством, уж, наверное, знают, что там картин не
бывает, а если и бывают, то все равно это объекты, а не картины)
фильм про игрушечных Медведя и Зайчика, которые говорят голосами
МТVшных уродцев и ездят по Москве в поисках утраченного телевизора,
встречая по дороге объекты вроде девушек и ротвейлеров. Также представлены
оловянные солдатики-мутанты, Кинг-Конг со спущенными штанами, игрушечный
паровозик, въезжающий страшно сказать куда, и прочие страсти.
Кому-то может показаться, что художник иронизирует. Но это мнение
- полный отстой. Вот что сказал Литвин в интервью нашему корреспонденту:
"Не стоит думать о детях лучше, чем они есть. Это не просто эгоистично,
это безответственно. Известно, что мир вовсе не таков, каким его
принято представлять, ну так и дети совсем другие. Если они смотрят
на уточек в пруду, не стоит умиляться - вполне возможно, они прикидывают,
как бы их придушить. Умиление такого рода - это обратная сторона
эгоизма: нам просто лень вникнуть в проблемы детей, и мы пользуемся
стереотипами, так легче".
Дмитрий Вебер
АиФ, №48, 1999
Теме усиления; конфронтации между взрослыми и детьми посвящён остроумный
проект Антона Литвина "Осторожно, дети, или Бивис и БаттХед уже
здесь" (до 8 декабря). Дети, сохранившие тесную связь с первоисточниками
жизни, руководствуются инстинктами, воспринимают мир иначе. Художник
погружает зрителя в галлюцинаторный мир детского подсознания с его
эротическими грезами, насилием и страхами. Он использует эстетику
культового кино, компьютерных игр, стереотипов масс-медиа и магазина
игрушек. Жестко, бескомпромиссно и неожиданно зрелищно.
Компания. №42, 1999
Один из самых успешных рекламных дизайнеров решил вспомнить о своей
бурной молодости, когда он эпатировал публику, принимая участие
в акциях Александра Бренера. Тема его новой выставки - галлюцинаторный
мир детского подсознания. Телки, чипсы и стойкие перцы.
|
|
|
