Вынесенное в заголовок название работы – «Atension», не опечатка и не признак плохого знания русскими художниками английкого языка. Программе «Escape» (Валерий Айзенберг, Антон Литвин, Богдан Мамонов, Елизавета Морозова) важно здесь многочтение, которое – как кажется художникам - получается из микширования нескольких известных слов английского языка – Attention, Ten, Tension.
«Ten» – отсылает нас к самому очевидному, к основному мотиву этой работы - изображению пальцев двух рук (т.е. как раз десяти).
«Tension» же – семантическая, смысловая, изобразительная, возникает от того, что десять человеческих пальцев повернуты к нам подушечками, т.е. так, что бы представить нам папилярный рисунок, который как известно – у каждого человека уникальнен. Говоря иначе, нам явлена здесь человеческая идентичность в ее самой неоспоримой ипостаси. Кроме того – и это тоже не может не провоцировать «tension», на каждом из пальцев наложено по рисунку (татуировке?) – маленький человек погруженный в свою интимную повседневность, в те ее моменты, которые обычно не принято представлять публично – он плачет, выдавливает прыщь, мастурбирует, парит ноги, занимается искусством и т.п.

Можно добавить, что серия «Atension» является частью триптиха, в который входят также серии «Честь имею!» и «Слепота». Отличае этих двух других серий от первой - в рисунках на пальцах. В «Честь имею!» изображен тот же персонаж, но в амплуа художника присягающего власти – так, например, голый прикрывая левой рукой чресла палитрой, он подобострастно подносит правую к виску в военном слюте. В «Слепоте» же - тот же герой, представтлен в десяти ситуациях лишенным зрения – символа духовной свободы – так, например, мы видим его повешенным на ветке с колпаком на голове. Таким образом вырисовывается и главная тема этой работы – каждой серии и всего проекта в целом – тема человеческой идентичности и свободы.
Наконец, «Attention! – как раз и отсылает к тематике произведения. Художники напоминают нам, что папилярный рисунок, будучи неоспоримым свидетельством уникальности, есть одновременно и признак идентификации и контроля над индивидом.

Власть и свобода, человеческая интимность и отчуждающая глобальность мира – эти темы, проблемы и переживания стали актуальными в русском искусстве и в обществе с конца 90х годов. Тогда, собственно, и сложилась группа или точнее - как ее называют сами художники – Программа «Escape». Ранее в хаосе пост советской России свобода казалось не имеет предела. Драма московского радикализма тех лет заключалась в том, что они опытным путем пытались освоить пределы свалившейся на Россию вольници. Художники провоцировали власть – но она оставалсь в выйгрыше, великодушно прощая художникам любую трансгрессию. В новое десятилетие – власть явила себя, остановив хаос, введением новых табу и правил игры. Отсюда проблема: стало ли от этого лучше отдельной человеческой личности?

Миновавшее десятилетие было так же эпохой крушения всех барьеров Холодной войны: мир раскрылся в великолепии своей безграничности. Но отсутствие границ чревато не только соблазнами, но и страхами. Чем шире просторы – тем больше того, что тебе неподвластно; бесконеное умножение частного оборачивается анонимностью.
На закате революционного десятилетия Программа «Escape» делает последний из возможных радикальных жестов. Она принимает обет смирения. Присущим 90-м глобалистской открытости и массмедиальной спектакулярности программа противопоставляет интимность коммуникации. Эта интимность доводится ими до персональной адресности: многие их перформансы и инсталляции рассчитаны лишь на одного зрителя. Они хотят глаголить из уст в уста, передавать искуство с рук на руки. Однако нет в этом претензий на элитарность: скорее это пастырская готовность нести слово божье любому страждущему.

Культивируя каждый индивидуально интимность коммуникции, они неизбежно пришли к консолидации: страждущие души обрели друг-друга. Их единение стало и гарантом их творчества, но также и темой творчества. Большая часть их произведений, т.е. их внешней коммуникации, посвящена их внутренним отношениям, т.е. их внутренней коммуникации.

Создавая проекты, предполагающие не массовый, а индивидуальнй с ними контакт, художники невольно придают своим работам большую атрактивность – работа приобретает статус экслюзивного продукта. Их тихий редукционизм - установка на морализующую дистанцированность и внутренний герметизм, оказывается затребованным в нынешней публики - в момент усталости от скандальности и радикализма художников 90-х. Они уходят от казенной конфессиональности и создают секту, но выстроенная ими обитель отличается безупречным дизайном. Чем более работает эта группа, тем больше экспонирование их внтуренней референтности отдает самодостаточным нарциссизмом. Однако это не вызывает раздражения: публика готова выслушивать чужие частные дрязги. Лишь бы им больше не говорили об утопиях: они только что распрощались с последней – утопией капитализма с человеческим лицом. Художники группы «Escape» работаю вместе потому, что им хорошо вместе, публика – каждый в отдельности, любит их потому, что ей – каждому в отдельности - плохо по одиночке. А потмоу так уместным оказывается маленький иконостас «Atension» - он каждому несет утешение - напоминая, что достаточно поднести палец к глазм, что бы убедиться в собственной уникальности.