«Dreamcatchers», инсталляция, объекты. Галерея "ArtStrelka projects", Культурный центр "Арт-Стрелка", Москва;

"Лиза Морозова создала безупречный пластический объект музейного уровня и идеальную визуализацию времени". Хаим Сокол, www. mytype.com

Узелки на макаронах и детской скакалке, непонятные объекты из обручей с включенными в их канву варежками или носками, бусины и многое другое – это те материальные вещи, в которых Лиза Морозова реализует свою концептуальную работу с воспоминаниями. Узлы на  макаронах  - воспоминания  об  участии в Венецианской биеннале,  пике ее художественной карьеры - итальянцы, как известно, любят спагетти.  А узлы на скакалках, чем-то похожие на сосновые шишки  - номера конкретных, дорогих ее сердцу, но ныне «мертвых» телефонов.  Вот как говорит об этом сама художница: «Это реальные телефонные номера важных для меня людей, которые умерли, эмигрировали, или по каким-то причинам наше общение стало невозможно. Квартир, учреждений, которых больше нет, или они для меня закрыты. Многие из них достаточно известны и, конечно же, связаны с  искусством». А «ловушки для снов», объекты из обручей, напоминающие индейские сувениры, которые вешают над кроватью, чтобы отогнать дурные сны -  это просто ловушки смыслов.  Ведь именно искусство, как и ловушки для снов материализует образы, делает их видимыми. То же делает и узелок — память оформляется, воспоминания при завязывании «ловятся». А еще узелки, подобно четкам, создают ритм для нашей внутренней жизни. Ведь вся жизнь художника, тем более некоммерческого —  это балансирование на грани возможного, попытка сделать утопию реальностью,  а его биография — путь вечных кризисов и травм. В каком-то смысле эта работа из  узлов и вещей – памятник времени, она фиксирует этапы прошлого. 

Но выставка Лизы Морозовой в галерее АРТСтрелка projects – не просто  продолжение работы художника с прошлым. Эта линия,  первоначально проявившаяся в «узелковых работах» и продолженная на выставке в Музее Сновидений Зигмунда Фрейда в Санкт-Петербурге, теперь получает своеобразное завершение. Лиза Морозова  делает финальный аккорд на теме воспоминаний и пытается заглянуть в будущее, туманный образ которого все более и более влияет на наше существование.  Слово «dreams»  в данном случае надо понимать широко — это и  «сны», и  «мечты». Расставленные художником  сети-силки из колючей проволоки  не только ловят смыслы и берегут наши воспоминания,  но и неизбежно убивают наши мечты так же, как это беззастенчиво делает сегодняшняя реальность. Можно сказать, что травмы прошлого из первого зала плавно переходят  в травмы будущего – во второй…

Ловушки для снов, или УМТТН
Лиза Морозова представляет очередной (с)виток своего знаменитого узелкового письма. Она вязала спагетти, теперь телефонные шнуры, цепочки от ключей, скакалки. Символика чиста и прозрачна, как слеза ребенка. Все объекты имеют отношение к каналам коммуникации. С телефонными проводами и замочными цепями не стоит даже и затеваться объяснять. Хулахупы, в которые вписаны узловые объекты, очевидные мифологическо-циклические фреймы дурной повторяемости, зацикленности на подлежащей симптому фиксации. А вот скакалки? Скакалки - это канаты, привязывающие нас к детским воспоминаниям, а значит, и фиксациям. Мы прыгаем со скакалкой, так переживая кинетически возможность отрыва от почвы с неизменным к ней припаданием: Воображаемое-Реальное, Реальное-Воображаемое. Узлы - завязи новых языковых почек на давно умолкнувших голосах давно сгинувших в прошлое одноклассников.ру. "О, сколько их упало в эту бездну!"

Что такое узел? Узел фиксирует место разрыва, зияния. Или имитирует этот разрыв, что еще симптоматичнее, не побоимся этого каламбура. Узел есть памятка, а точнее - памятник над тем, что утеряно. Он может быть могильной плитой, под которой разлагается "реальность", сдохшая от смертельного недуга. Он может быть ключом к этому зиянию в бессознательное болезненных воспоминаний. Можно еще навязать кокетливый бантик над узлом, маскирующий оковы связи, вечно удерживающей разъединенное. Узел дает остановку, это затор, препятствие для преткновения. Собственно, узел, если перенести его на тело, где и полагается располагаться настоящему симптому, есть рубец. А уж про рубцы мы знаем все.

Рубец - рубеж. Зарубцевавшееся место отруба. Зарубка на память. Видимый след-память утраты, раны, ущерба, нехватки. Памятник травме. Рубец возникает там, где произошел обрыв коммуникации. Текст - это рубец свободного общения. Там, где становится ощутима текстура. Чем плотнее, заметнее рубец, тем глубже рана под ним, за ним в прошлом. Евангелие - это рубец утерянного общения с Учителем. Можно соположить и противопоставить рубец мембране как иному типу коммуникационного механизма. Рубец - скорее, эмблема, его имманентность соединяемым объектам избыточна, излишня. Это выпячивает нехватку. Выпучивает в искусстве, как видим, узлом. Мембранен символ, особенно в лосевском - магическом - понимании. Так, кожа - не рубец, она есть пресуществление внешних даров во внутренние и обратно.
Впрочем, при определенных условиях узел можно как завязать, так и развязать. Судя по тому, что Лиза предлагает в качестве ключа к пониманию материальной стороны акции аббревиатуру, которую она трактует, скорее, как сакральную анаграмму или мантру первой строчки известного петербургского текста О.Мандельштама, сосчитанные узлы должны воскресить мертвецов подобно тому, как Симонид Кеосский воскрешал в своих мнемонических экзерсисах милые прахи за деньги.

К каждому объекту прилагается номер абонента с кратким текстом-легендой. Это ли не эмблема? Напомним, что Симонид Кеосский, согласно преданию, изобрел мнемотехнику, а с нею и принцип эмблематического замка иконы и слова, совмещая образ усопшего и его место за пиршественным столом, обратившимся плитой погребальной тризны. Напомним еще, что это искусство памяти имеет непосредственное отношение к магическим процедурам шифрования данных. Между могилками Симонида, деревом Каббалы и счастливой рулеткой существует достаточно хорошо прослеживаемая нерасторжимая связь. Все это о смысле, заключенном в числе. Так математика, управляющая не-сущим, то есть или прошлым, или будущим своим объектом, становится языком, которому приписывается статус естественного. И все это о травме давно утерянного, о травме смерти в начале и в пределе. Собственно, психоанализ сновидений сделал то же, что Симонид, воскресив по симптому, по улике, по рубцу не подлежащее воскрешению, похороненное в деформированном внутренним трупом живом теле. И техника все та же: взламывание кода, ключа, развязывание узла шарады. Это та же техника, которая позволила разработать теорию информации для телефонной компании Белл.
Перед нами кладбище зашифрованных голосов, несущееся флотилией Мертвых кораблей на всех парах, во весь опор на всех узлах.

Елена Григорьева-Мельникова
профессор семиотики искусства, Тарту

«Dreamcatchers», инсталляция, объекты.

Работа представляла собой инсталлированную по всему периметру зала галереи спираль из колючей проволоки, внутри которой по центру была протянута нить с нанизанными на нее ягодами клюквы. На одной из стен эта конструкция прерывалась диагональной, проведенной слева направо пунктирной линией  из бусинок,  также напоминавших ягоды клюквы. Важный визуальный эффект, создавший особую атмосферу выставки и  оптику, -  туман, продуцируемый с помощью специальной туман-машины. Благодаря нему, все происходящее было покрыто  белой дымкой:  чтобы что-то увидеть, зрителю приходилось подойти вплотную к рассматриваемому объекту.

Концепция: Инсталляция “Dreamcatchers” -  часть  одноименной выставки, являющейся частью проекта «Узловые моменты», начатого автором в 2006 году. В нем художница  обращалась к теме памяти, в частности, к  узелковому письму как визуализированной форме оригинальной женской мнемо- и психотехники.
«Что такое узел? Узел фиксирует  место разрыва, зияния или имитирует этот разрыв. Это памятник над тем, что утеряно. Если перенести его на тело, где и положено располагаться настоящему симптому, то узел - это рубец. Рубеж, зарубцевавшееся место отруба. Зарубка на память. Видимый след-память утраты, раны, ущерба, нехватки. Памятник травме. Рубец возникает там, где произошел обрыв коммуникации. Чем плотнее, заметнее рубец, тем глубже рана под ним, за ним в прошлом», - пишет в пресс-релизе к выставке профессор семиотики  Тартусского университета Е.Мельникова-Григорьева.

Нанизанные ягоды-бусины визуально напоминают «узелки на память» или четки, создающие  ритм для внутренней жизни человека. Таким образом, «узелковая» нить  - утопическая попытка  воссоздания  прерванной коммуникации, устранения  травмы прошлого и культурного разрыва.

В инсталляции «Dreamcatchers»   художница также пытается  через прошлое заглянуть в будущее, туманный образ которого все более и более влияет на наше существование.  Слово «dreams»  в данной работе надо понимать широко — это и  «сны», и  «мечты». Расставленные художницей  сети-силки из колючей проволоки  не только ловят смыслы и берегут наши воспоминания,  но и неизбежно убивают наши мечты так же, как это делает сегодняшняя реальность.
Лиза Морозова создает в своей инсталляции многозначный образ,  который вызывает  и  глубоко личные ассоциации с детством, новогодней гирляндой (выставка открылась непосредственно перед Новым годом), и в то же время  указывает на социальные реалии современности. Развешивая в ходе создания инсталляции клюкву в буквальном смысле этого слова, художница работает также с  языком – с идиомой «развестистая клюква»,  намекая на неадекватное позиционирование русского искусства на Западе. С другой стороны,  созданный образ  - указание на состояние  современного искусства в России как  такового:   его недоступность, подверженность цензуре, одновременную элитарность и отданность «на потребу».

Гендерную тему  работа интерпретирует исключительно в локальном  контексте. Созвездия ягод  - свидетельство многих культурных смыслов. В том числе, тяжелой женской доли,  неблагодарного анонимного кропотливого труда. Но клюквенные бусы - простейшее женское украшение – одновременно выступают и  «спинным мозгом». Хотя художница также указывает и на уязвимость этого центра,  и на относительность в современном мире как центра, так и периферии.